Лягушачья депрессия.

Поздно утром лягушка проснулась и сразу же поняла, что во сне, в ее хрупкую незащищенную творческую душу, как подколодная змея, пробралась депрессия. Внешне вроде бы все было благополучно: вчера пришел успех и признание при презентации танцпола с шестом для стриптиза. Что еще нужно для счастья? Лягушка лежала под пуховым одеялом и не находила ответа.

В тихой норе царил полумрак. Сквозь окошко, занавешенное легкой кисейной тканью, пробивался солнечный свет и приглушенный звук: весело жужжали сине-зеленый мухи; капала вода, напоминая звук улетающих секунд; что-то шуршало под легким ветерком; вдали пыхтело болото.

Вроде все имелось в наличии у лягушки для счастья, абсолютно все: пузатый русский самовар с зеркальной поверхностью; дубовый шифоньер с модными вещами; бар с хмельными напитками в витиеватых стеклянных фунфуриках; удобная кровать, под которой нескромно стояла фарфоровая ночная ваза с герметичной крышкой. Да, все это было, но все это не давало лягушке полноценного жизненного счастья, и сейчас в период душевной хандры это все начинало уже не радовать ее, а раздражать.

Жаба вспомнила строки ее любимого Тютчева :

Бывают роковые дни

Лютейшего телесного недуга

И страшных нравственных тревог:

И жизнь над нами тяготеет

И душит нас, как кошемар.

Счастлив, кому в такие дни

Пошлет всемилосердый бог

Неоценимый, лучший дар-

Сочувственную руку друга,

Кого живая теплая рука

Коснется нас, хотя слегка,

Оцепенение рассеет

И сдвинет с нас ужасный кошемар

И отвратит судеб удар,-

Воскреснет жизнь, кровь заструится вновь,

И верит сердце в правду и любовь.

Но стихи стихами, а надо было что-то делать и всеми правдами и неправдами убегать от плохого настроения. Лягушка попыталась избавиться от депрессии подручными средствами. Раньше для этого ей использовался обычный табак, ароматом которого, надышавшись сверх меры, она начинала упоительно чихать, таким нехитрым способом отвлекаясь от тягостных мыслей, но со временем табак перестал пронимать ее до мозга костей, и его пришлось заменить черным молотым перцем. От перца иногда удавалось получить до десяти чихов в секунду, но вскоре и здесь показатели упали донельзя; однако, заменить перец было нечем, и поэтому приходилось довольствоваться тем, что имелось в наличии.

Лягушка нехотя сползла с кровати, не влезая в теплые тапочки, прошлепала на кухню, достала из набитых доверху закромов новый пакетик с душистым черным перцем, неаккуратно надорвала его и с неподдельным любопытством заглянула вовнутрь сначала одним изумрудным глазом, потом другим; затем свела их усилием воли в кучу и поглядела в пакетик обоими глазами. От увиденного она смачно чихнула в пакет, из которого незамедлительно вылетела едкая перечная пыль. Она осела на кислой физиономии нашей лягушки, словно черная эксклюзивная пудра. Жаба расчихалась не на шутку, но не на долго; настроение чуть-чуть улучшилось, но самую малость. Страдающее от депрессии земноводное почувствовало себя так, как ощущают себя выздоравливающие после гриппа существа.

Нужно было принимать более действенные меры для выхода из затяжной хандры, и тогда лягушка решила всплакнуть. Эффект оказался незначительным, и для достижения лучшего результата жаба решила порыдать вволю, при этом вспомнив все свои прежние жизненные неудачи. Данный процесс занял около получаса и принес лягушке нервную разрядку, но от более длительного рыдания можно было заработать недельную мигрень, поэтому жаба вовремя прекратила всхлипывать и решила перейти к следующему действу по избавлению от сплина.

Состояло это действо в потреблении пищевых натуральных продуктов, имеющих повышенное содержание серотонина, который резко приподнимал настроение. Выбор пал на бананы. Откушав пять бананчиков, лягушка закрепила успех по улучшению самочувствия съедением на десерт сочной оранжевой сладкой морковки, которая улучшенное настроение сделала более меланхоличным.

Потом лягушка умылась, мысленно причесалась и решила помучить своими гениальными мыслями и чудными каракулями терпеливую бумагу. Какие были мысли - такие и пошли каракули. Каракули, не без гордости, жаба окрестила иероглифами; когда поток мыслей, облачаемых в каракули-иероглифы иссяк, жаба за неимением художественного таланта принялась рисовать каляки-маляки, потому что другого в силу ее жабьих генов, ей дано не было. Каляки-маляки получили гордое название: иллюстрации к иероглифам.

Три листа формата А4 были скрупулезно и педантично исписаны вдоль, поперек и со всех сторон; затем аккуратно сложены в стопку рукописей, лежащих на почетном месте в буфете, рядом с конфетами. Укладывая измалеванные странички, жаба удовлетворенно подумала :"Для потомков " и заслуженно запихала в рот самую большую и самую шоколадную конфету.

Депрессия начинала отступать. От пяти бананов, одной моркови и огромной конфеты у лягушки в ее безразмерном желудке что-то громко и некультурно забурчало. Она покосилась на ночную вазу под кроватью, но, подумав, решила сходить до ветру.

Вернувшись через сорок минут, лягушка констатировала, что на душе и в животе стало значительно легче. Жаба окинула взглядом свою уютную, но опостылевшую нору и решила прогуляться, чтобы последние пары депрессии выветрились безвозвратно. Одевшись и вооружившись рогаткой , жаба опять вылезла из норы. Рогатка в потайном кармане вселяла уверенность и шальные мысли, следуя которым, лягушка решила незамедлительно сходить в лес и поискать ежей, ведь ее эксклюзивная зубная щетка уже износилась и поэтому требовалась новая щетинка средней жесткости, а ежи как нельзя лучше подходили для этой гигиенической цели; так же нашей промысловой жабе-добытчице по ее плану в этот день, в лесу должна была встретиться какая-нибудь красивая змея, чем больше, тем лучше, но желательнее, чтоб уж совсем безразмерная. Рептилия, вернее ее качественная кожа, была необходима лягушке позарез, - ее диван уже давно выглядел старомодно и непрезентабельно.

Жаба шлепала вдоль болота. Лес, полный опасностей и приключений, приближался, но в силу своего склочного нрава лягушка хотела острых ощущений сию минуту, по пути в лес. На ловца и зверь бежит. На сей раз зверем оказался жирный пушистый камышовый кот, который в развалку шел по той же тропинке, что и наша лягушка. Кот при виде жабы стал любезно-игривым и замурлыкал, распушив хвост. Жаба решила не упускать случая и позадирать ворсистое животное методом посылания, но так как наша лягушка была интеллигенткой в третьем поколении, а быть может даже и в четвертом, то сделать это было нужно культурно. Наглое земноводной подошло поближе к млекопитающему и посмотрев в желто-зеленые глаза приветливо промолвило:" Вы далеко пойдете, господин с полосатым хвостом ".

Не дожидаясь ответа, жаба поспешила отойти от задумавшегося кота на безопасное расстояние." Кто знает, что на уме у этого полосатого проходимца? Вдруг решит огреть своим красивым хвостом?"- резонно подумала лягушка.

Кот, размышляя над словами жабы, распушил жесткие усы и красивый хвост. "Эх, а хвост -то у кота какой чудный,- подумала лягушка,- пригодился бы на воротник!" Однако, ее врожденное благоразумие тут же забраковало эту авантюрную идею, потому что наша лягушка использовала для охоты рогатку и лесные орехи, а для большого кота потребовался как минимум орех кокосовый, который на болоте и в лесу никогда не водился. Жаба разочарованно вздохнула, гордо отвернулась от кота и пошла в лес, виляя задом в пустых штанах.

Кот еще долго смотрел ей вслед. Как только лягушка скрылась в лесу, оттуда стали ручейками выползать перепуганные змеи и выскакивать переполошившиеся ежи. Кот удивился еще сильнее и решил тоже скрыться от греха подальше.

В тот день наша жаба так и не поохотилась. Всю живность как ветром сдуло. На следующий раз лягушка решила расставить капканы, чтоб уж не зря идти в лес.

Прогулка принесла нашей жабе прилив сил, и возвращаясь домой, она громко напевала переделанные стихи своего любимого Сережи Есенина :

Припадок кончен!

Грусть в опале!

Вчера прочла я в капитале,

Что у лягушек свой закон!

Зайдя в свою нору, лягушка выстрелила в улицу пятью лесными орехами на всякий контрольный случай от всяких прохиндеев, захлопнула дверь, закрыла ее на засов и подперла дубовым бревном. Затем включила свой заскучавший компьютер, вышла в сеть, написала несколько неприличных комментариев к живым журналам своих врагов, забанила трех негодяек, которые страшно стали раздражать ее последнее время, затем сделала запись в своем любимом, но на время заброшенном журнале, и умиротворенная легла почивать, повернувшись к стенке, завешенной таджикским ковром из чистой шерсти. Свернувшись калачиком, лягушка красиво и мелодично захрапела.

Депрессия посмотрела на мирно почивающую жабу, разочарованно-досадливо махнула на нее своей цепкой рукой и ушла к другим.