Если, глава 13

Бета лишена доступа в интернет, так что...

Название: Если

Автор: Chandani Shinigami

Бета: Okami

Пейринг: Сасори/Дейдара, Дейдара/Итачи, Итачи/Саске, много промежуточных

Жанры: AU, angst, dark

Рейтинг: R

Дисклеймер: «Наруто» придумал Кисимото-сан

Саммари: мрачный мир, страшная жизнь, постоянное напряжение, подталкивающее к совершенству. В этой реальности можно выжить, только отыскав себя. Так ли это просто?

Размер: макси

Состояние: в работе

Предупреждения: яой, OOC всех и вся. AU. Авторская пунктуация

Размещение: только с моего божественного дозволения. Смайл.

Кожаная куртка пропиталась пыльным запахом бумажной трухи, в воздухе кружились золотистые пылинки, явственно видимые в скудном свете настольной лампы. Под нагромождением ветхих папок едва угадывалась крышка стола, шаткие стопки просмотренных дел грозились упасть при малейшем дуновении сквозняка. Сасори потер уставшие глаза, взглянул на часы, на бумажные завалы; встал, стараясь не наступить на обвившийся вокруг стула провод переноски.

Каждая папка по цвету отличалась от других. Одни были засаленными, потемневшими от времени, другие - яркими, сохранившими былые краски. От некоторых слабо пахло давно вышедшим из моды и исчезнувшим с витрин магазинов одеколоном, некоторые дышали в лицо сырой пылью и выцветшими чернилами. Иные же вовсе не имели запаха, точно время безжалостно стерло любое упоминание о человеке, возившемся с отчетами.

Сасори наугад взял с полки одну из подшивок, неосознанно провел рукой по кажущемуся теплым картону. Люди, возможно, умерли, возможно, бросили работу, а частичка их мыслей сохранилась на много лет. Отпечаток характера - почерк и запах, стиль изложения, различающийся даже в протоколах и допросах, разглаженные временем перегибы на тонких листах. Это было надежнее писательства: не убогий типографский шрифт, не одинаковые листы, от которых веяло холодом, а живой, дышащий словесный узор. Жизненный шифр, за которым увидеть гибкий разум мог только философ.

Кисаме, обменявшись неприязненными взглядами с охраной, поставил на стол кружку, прежде утвердив стопку понадежней. В кружке исходил паром дешевый зеленый чай с ароматом мяты, отлично снимавший сонливость, но пахнущий ароматизаторами и той же бумагой. Сасори подозревал, что теперь станет чувствовать привкус картона даже в ресторанной еде, так въелась в подсознание память о нем. В библиотеках и то не возникало такого чувства, там книги хоть иногда да снимали с полок, сдувая пыль, бережно оглаживая пообтрепавшиеся корешки.

- Нашел еще что-нибудь? - Кисаме отнес на место очередную проверенную стопку, поморщился, углядев на обложке мелким почерком выписанные иероглифы. - Как у тебя голова не болит в этих букашках разбираться.

- Еще пять папок, в которых Рафу Тсукури упоминается мельком, как свидетель, и три с отсылкой на другое дело. Сверю потом номер со списком Итачи, возможно, как раз на одно из пропавших, - Сасори потер переносицу двумя пальцами, сел за стол, обхватив кружку ладонями. - Самое интересное в том, что и отсюда могли что-то украсть, только заметить это будет сложнее, чем в особняке Учих.

- Мы ищем упоминания о Рафу уже неделю, а нашли всего с десяток. Думаешь, кто-то знает больше о том, где что лежит?

- Хотя бы старушка, присматривающая за архивом. Может быть, она только нам помогать не захотела, а другим - пожалуйста, - ладони, наконец, согрелись, Сасори отпил из кружки, стараясь не вдыхать тошнотворный запах ароматизатора.

- Едва ли, - Кисаме принес на место старой стопки новую, облокотился о стеллаж, ослабляя узел галстука и расстегивая первую пуговицу на рубашке. - Мне кажется, красть будут разве что после того, как мы все упорядочим.

- Осталось всего ничего, три года. Остальное было у Учих. Знаешь, что в глаза бросается в первую очередь?

- Что? - Сасори сделал еще один глоток, бросил Кисаме развязанную папку, выцветшую до белизны. «Дело №5678. Закрыто в 1997 году. Задействованы Фугаку Учиха, Шисуи Учиха, Минато Намикадзе». - Ничего себе! Но почерк какой. не разобрать.

- Минато отчет писал, сразу видно. Меня удивило не это, - пустая кружка была втиснута между стопками, очередная папка легла на освобожденное для чтения место, освещенное настольной лампой. - Меня удивило то, что здесь написано решение суда, до мельчайших подробностей, видимо, скопировано с протокола судебного заседания, а номер колонии не указан.

- Его обязательно вписывают в дело?

- Нет, но так принято, уж Фугаку традиции нарушать бы не стал. И «благополучно прибыл на место лишения свободы» эти поборники справедливости точно бы приписали. Получается, что Рафу после вынесения приговора исчез.

Сай замер перед запертой дверью с ржавыми шурупами привинченной золоченой табличкой, постучал, неловко перехватывая стопку распечаток одной рукой. Щелкнул замок, преподаватель отстранился, пропуская студента в кабинет, вернулся за стол. Сидел он у окна, полуденное солнце светило ему в спину, золотило седые волосы, непослушно топорщившиеся над наметившейся лысиной. Дрожащие пальцы, изъеденные мелом, ловко прихватили верхний лист, уложили на лакированную столешницу, будто распиная для продолжительной операции.

Невозможно было сказать, сколько лет преподавателю истории литературы - на вид пятьдесят, но вел он себя так, будто ему еще не было тридцати. На первом занятии вовсе не касался темы науки, а рассказывал о себе, о том, что он изучал, что ему интересно. Упивался тем, что его обязаны слушать, насмехался над ничего не знающими подопечными, говорил, что не скажет им своего имени, пока они не перейдут на третий курс - тогда, по его мнению, мальчишки и девчонки превращались во взрослых людей. Играл, изображая из себя кота, загнавшего мышь в угол, за это и заслужил прозвище «Котище».

- А вы, молодой человек, все так же пишете о любви? - сказал, брезгливо просмотрев один из рефератов, отложил его в сторону, поправил очки в модной тонкой оправе.

- Закончил семнадцатую главу книги, господин преподаватель. Желаете прочитать? - Сай улыбнулся, пытаясь не выглядеть взволнованным.

- Желаю. Завтра принесите мне удобочитаемый вариант, а пока присядьте вот на тот диванчик, подождите, я сейчас вернусь.

Мужчина, подмигнув, достал из ящика стола ключ от служебного туалета и в обычной своей манере выбежал за дверь почти рысью, мелко перебирая короткими ногами. Сай осторожно опустился на старый диван, жалобно скрипнувший заржавленными пружинами, легко коснулся на удивление чистого покрывала, скрывавшего потертую обивку. Дома был почти такой же, старый, со стыдливо прикрытыми нитчатыми ранами.

У Дейдары появилась занятная привычка: каждое утро он собирал постельное белье в шкаф, а вечером снова доставал, путаясь в измятых простынях. Наверное, так он представлял нормальную жизнь - прятать личное от самого себя, упиваться скрытностью, соблюдать негласные правила, которые на самом деле никому не нужны. Катсуо несколько дней спал на кровати в маленькой спальне, а потом обнаружил, что можно забираться под покрывало и засыпать там. Скрываться, оставляя после себя завитки белой шерсти на взрытой порезами обивке. Толку было в этом, если постепенно пыльная темнота перестала быть надежным убежищем?

Сай не понимал, зачем вообще нужно что-то скрывать. За маской юмора ли, за маской отчаяния - не важно, любое проявление искренности для него было свято. Он не умел быть таким, настоящим, без наносного; Дейдара был, без единого усилия оставаясь самим собой. Поэтому Сай не говорил ему о любви, опасаясь, как бы и чувство его оказалось ненастоящим.

Подделкой. Муляжом. Копией, созданной для обучения искусству жизни.

- Итак, что ж я тебе сказать хотел. - преподаватель вытер руки носовым платком, аккуратно сложил его в маленький квадратик, сунул назад, в карман. - Ах, да. Я хотел поговорить о том, что ты пишешь.

- Я в чем-то ошибаюсь? - Сай вздрогнул, когда из открытого окна рванулся морозный ветер, плотнее закутался в куртку, небрежно накинутую на плечи.

- Нет, все у тебя там правильно. Искренне, по крайней мере, и персонажи настоящие, и их чувства, явно списанные с реальных людей, - мужчина плюхнулся на стул, шумно выдохнув, отер рукавом потный лоб. - Так жарко в коридоре! Жуть! Так вот, они не о том у тебя страдают. Любовь, непонимание - это все, конечно, замечательно, но разве кто-то сейчас хочет об этом читать, кроме домохозяек?

- Что же вы мне предлагаете писать?

- О, то же самое! Прежние герои, прежняя реальность - просто не канонизируйте эту проститутку, не позволяйте ей выплывать на поверхность, опишите то, как она мучилась, а потом умерла от передозировки наркотиков. А ее сына, положим, продали в рабство или распотрошили на донорские органы. Людям интересно узнавать, что кому-то приходится хуже, чем им: светлая любовь, вытащившая кого-то на поверхность, бьет по больному месту.

- Но это будет неправильно.

- Почему же?

- Потому, что ее убили, а сын остался в живых.

Дейдара вошел в кафе, одетый все в ту же осеннюю куртку, плюхнулся на стул напротив Итачи. Отобрал у него теплую кружку, принялся греть о фарфор до синевы замерзшие руки, мелко дрожа. Посетители недоуменно наблюдали за ним, инстинктивно передергиваясь от неприятного холода, перенятого у другого человека. Несколько женщин, вырастивших своих собственных детей, неприязненно поджали губы, безмолвно осуждая мать, не позаботившуюся о сыне.

Когда пальцы начали слушаться, Дейдара открыл папку, бегло пробежал взглядом неровные строки. Сухой, официальный язык, непривычный, а оттого непонятный, его смутил: приходилось перечитывать каждую страницу по нескольку раз, смущаясь под внимательным взглядом Итачи. Незаметно исчезло желание узнать об отце, остался невольный вызов, нелепость которого была очевидна.

Отвлекшись на минуту от чтения, Дейдара посмотрел в окно, прижав к пылающей щеке прохладную ладонь. Посмотрел недолго в глаза своему отражению, осунувшемуся, болезненному даже на вид, поморщился, вспоминая, как оно расползалось неодушевленными кусками мяса, содрогаясь от боли. Тогда, когда приходилось не единожды наблюдать за собственной смертью, Дейдара испытывал похожее чувство, схожее с удовольствием. Теперь, когда можно было заглянуть в прошлое, это чувство воспряло: тогда ломался прежний Дейдара, в этот раз - тайны, мешавшие ему жить.

Сложность заключалась в том, что Дейдаре оно нравилось, пряное, запретное, вызывающее наркотическую привязанность. Поэтому были промедления, поэтому мысли путались, распухшие в долгожданном тепле, поэтому читать ничего не хотелось. Подстегивал только пристальный взгляд Итачи, и Дейдара был ему почти благодарен, подозревая, что тот всего лишь рассматривал капельки воды, оставленные у него в волосах растаявшим снегом.

- Значит, его и навестить нельзя, - отчаявшись разобраться в не особенно связанных между собой бумажках, Дейдара отпил из кружки Итачи, держа ее за гладкий бок. - Если ничего не сказано о том, куда он потом делся, зачем было искать?

- Можно его самого найти, если тебе это действительно нужно. Но я этим заниматься не собираюсь, твой отец - ты и ищи.

- Здесь замешан Фугаку и еще какой-то Учиха. Неужели ты не хочешь отыскать упоминания о них? - Итачи засмеялся, отобрав у Дейдары кружку, щелкнул пальцами, подзывая проходившую мимо официантку.

- Может быть, Саске и хочет вернуть их, но не я. Разве не глупо искать того, кого убил своими руками?

Официантка отшатнулась, но заулыбалась, когда Итачи снова засмеялся. Дейдара взглянул на папку, едва вместившую в себя важные листы, открыл наугад, избегая смотреть на человека, которого он не знал. И хотелось ли ему теперь узнавать, если каждая новая подробность станет уничтожать придуманный образ благородного аристократа, оставившего белого коня где-то за углом?

• In Canon We trust... - Фото-аддон..))