среда, 7 октября 2009 г.

Наталья Игнатова "Охотник за смертью"

Просто ждать...

Я подожду...

Он не верил, что Орнольф вернется. Он знал. Разум и сердце заключили союз,

нарушили все правила и законы, требующие, чтобы чувства и здравый смысл всегда

смотрели в разные стороны. И Альгирдас знал: Орнольф вернется.

"Сегодня". Он говорил себе это каждый день. Когда утренняя заря выпускала его из

объятий безумия, первой мыслью всегда было: "сегодня вернется Орнольф". И нужно

только подождать. Дел-то хватало, дел даже на двоих было много, а уж в одиночку

Альгирдас едва справлялся. Поэтому ожидание не мучило, оно было даже радостным.

Орнольф вернется. Вот-вот...

Солнце уходило к закату, становилось алым и безумие подступало вновь.

"Значит, Орнольф вернется ночью", - говорил себе Альгирдас. И ждал. Минуты перед

рассветом и закатом были самыми... плохими. Плохими - да! Он понимал, что Орнольф

еще не вернулся. Но заря уходила, наступал день - наступала ночь, время света -

время тьмы, и Альгирдас ждал.

Он знал, что застанет Орнольфа в его кабинете, заваленном бумагами. Рыжий как

обычно будет по уши в делах, в непонятных заботах смертных, и на "доброе утро"

лишь невразумительно проворчит что-нибудь. Как всегда. Как будто он никуда и не

уходил.

Он знал, что Орнольф будет ждать его в трапезной, будет пить кофе и время от

времени поглядывать на дверь, и Альгирдас войдет как раз тогда, когда Орнольф в

очередной раз поднимет взгляд от разложенных на столе писем. Альгирдас не ел,

конечно же, но по утрам, пока Орнольф пил кофе, они в последний раз уточняли

задачи на день. Это был ритуал. Традиция. И Орнольф не любил, когда Альгирдас

опаздывал к завтраку, а Альгирдас всегда опаздывал - ведь на то, чтобы прийти в

себя после восхода требовалось некоторое время.

Да, конечно же, Орнольф будет в библиотеке. Он будет по одной снимать с полок

новые книги, пролистывать тяжелые страницы, мимолетно задерживаясь взглядом на

гравюрах. И когда Альгирдас скажет: "Добрый вечер, рыжий", Орнольф поставит

книгу на место и улыбнется: "Что ты находишь в этих книжках, Хельг? Не пора ли

начинать жить по-настоящему?". Он всегда так говорит: считает, что людей нельзя

узнать по книгам. Это, наверное, правда. И может быть, в этот раз Альгирдас с

ним согласится?

Орнольф будет в саду. На своей любимой каменной скамье у пруда. И Альгирдасу не

понадобится подходить близко, чтобы понять: рыжий занят самым важным делом на

свете - он думает ни о чем. И прямо сейчас у него в сердце рождается очередное

стихотворение. Это процесс таинственный и непостижимый для Паука, и в такие

минуты лучше держаться поодаль, чтобы не помешать священнодействию. А Орнольф

считает свои стихи баловством. Он все-таки очень странный, но хорошо, что он

будет именно там, в саду, где на него можно просто взглянуть издалека и сказать

себе: ну вот, вернулся.

Альгирдас знал, что увидит Орнольфа в лаборатории за смешиванием очередного

зелья. В воздухе, звенящем от чар, перемешаются запахи и краски, и рыжий даже не

заметит присутствия Паука, пока тот не вплетет в его чары паутинные нити и не

вольет в заклинания каплю своей цуу - чародейской мощи. Такие зелья получаются

гораздо более могущественными. Орнольф, не оборачиваясь, скажет: "Спасибо,

Хельг. Вовремя, как всегда". И еще он скажет: "Что бы я без тебя делал, а?"

А Альгирдас даже отвечать не будет - откуда же ему знать, что Орнольф делал без

него?

Они встретятся в воротах. Вернутся одновременно и встретятся в воротах.

И Альгирдас, как обычно, не дожидаясь, пока привратник распахнет створки, махнет

верхом прямо через ограду. А Орнольф будет ругаться, как последний гоблин. Он-то

обязательно дождется, пока ворота откроют, а Пауку, как всегда достанется на

орехи. За "дурость, стремление свернуть себе шею" и за "когда ты, наконец,

повзрослеешь, Хельг?!" Как будто рыжий сам не делает глупостей?

Орнольф заглянет к нему в спальню вечером, уже после заката. Спросит: "Как ты?"

И Альгирдас скажет: "Все хорошо". Ему не бывает хорошо после алого солнца, и

Орнольф не поверит, но разве это имеет значение? "В бестиарии новый монстр", -

скажет Альгирдас. "Да, - скажет Орнольф, - аждарха* [[15 - Драконоподобное

существо, по достижении ста лет превращающееся в демона ювха]] , ему около ста

лет, верно? Скоро превратится в ювха. Ты молодец, Эйни, я бы не взялся ловить

аждарха в одиночку". А потом он подумает и скажет: "Нет, ты не молодец, ты

сумасшедший и понятия не имеешь об осторожности". Но, конечно же, он будет не

прав, потому что... выбора просто не было.

Каждый день. И каждую ночь. Месяцы, годы, десятилетия. Века.

"Сегодня". Изо дня в день - сегодня. Альгирдас думал, что не знай он точно, что

Орнольф вернется, его ожидание, наверное, выглядело бы странно. Иногда он

пытался представить себе человека, который ждет кого-то, ждет и ждет, а тот,

кого он ждет, вовсе и не собирается возвращаться. Это, право, жалкое зрелище.

В душевном здоровье такого человека можно усомниться. И очень хорошо, что

Орнольф все-таки вернется сегодня, потому что бесплодные фантазии могут породить

несбыточные надежды, а оттуда и самому рукой подать до того же жалкого

состояния.

Жизнь менялась. Менялся он сам. Только нетерпеливое, тревожное ожидание

оставалось прежним. Паука боялись обитатели Межи. А охотники, - эти новые,

молодые, - все чаще шептались между собой, что он не человек и не Гвинн Брэйрэ,

а жестокое и могущественное божество.

Ему начали приносить жертвы. И он принимал их. А какая разница? Должен же и у

этих детишек быть какой-то бог, отвечающий на их молитвы.

Триста одиннадцать лет, два месяца, семь дней и четырнадцать часов.

Эти триста лет... нельзя сказать, чтобы они были непрерывным кошмаром. Прежде чем

окончательно связать свою жизнь со смертными, Орнольф основательно подготовился

и уходил, что называется, не на пустое место. Да и сами люди, замечательно

умеющие создавать сложности себе и друг другу, не давали заскучать или слишком

уж углубиться в мысли о том, что он сделал и от чего отказался. Жизнь была полна

событий, но, хвала богам, совсем других, чем жизнь чародея. Хватало, конечно же,

и опасностей. И гораздо больше стало вокруг предателей и завистников.

Предостаточно было скучной и утомительной работы, гораздо менее захватывающей,

чем работа наставника Гвинн Брэйрэ. Да всего хватало, с верхом, через край. Быть

богатым человеком в мире больших денег и великих открытий труднее, чем может

показаться. А то, что каждый вечер, засыпая, Орнольф отчетливо понимал: это все

не то. Не то!!! Так это вечера - другое время, часы, когда ткань мира

истончается, и мало ли какие мысли бродят во тьме, поджидая неосторожную жертву.

Каждый вечер. Засыпать, обещая себе, что завтра, прямо завтра, он бросит все и

вернется.

И не возвращаться. Никогда. Во всяком случае до тех пор, пока не сможешь

уверенно сказать себе: я могу вернуться, у меня хватит на это сил.

Комментариев нет:

Отправить комментарий