среда, 17 февраля 2010 г.
Бэйбитокер
Рисунок Казмирук Татьяны
Когда в семействе есть беременная женщина, то все семейство, можно сказать, вместе с нею беременное. Я о дружных семействах говорю, таких как наше. Вот маму, например, токсикоз совсем не мучил. Зато папу еще как! Он два с половиной месяца изжогой и желудком страдал - кроме рассольника и квашеной капусты в рот маковой росинки не брал, горемычный.
Или взять, к примеру, меня. Ни с того - ни с сего ноги отекать у меня стали, в области ступней. Раньше у меня тридцать четвертый размер ботинка был, а ближе к третьему триместру в одну ночь до тридцать шестого увеличился. Пришлось новые ботинки покупать, а тапочки мне мама свои старые отдала.
С Бабакой вообще ситуация - оторви, да выбрось. Она по весне и так линяет - все ковры в доме уделала, а в этом «юном месяце апреле» вообще всю шерсть сбросила. То есть, подчистую! Ходит лысая, но, надо заметить, гордая. Достоинства не потеряла.
- Я, - говорит, - теперь породистая, благородных кровей. Меня, - говорит, - теперь китайской хохлатой собакою представляйте, если кто полюбопытствует.
И ведь любопытствуют же! В Барнауле китайских хохлатых собак днем с огнем не сыщешь, а тут на тебе - сразу говорящая. Только вот с пресловутым хохолком загвоздка вышла, вернее с его отсутствием. Но Бабака и тут выкрутилась, находчивая она у нас. Хохолок из маминого мохерового свитера выстригла. Правда мама потом ругалась, все-таки Бабака дорогую вещь испортила. Но ведь чем ради экстерьера не пожертвуешь!
- Ты не могла папиным пуловером пожертвовать? - негодует мама. - Он, по крайней мере, не малиновый, а как раз серенький.
- У папы пуловер турецкий, - терпеливо поясняет маме Бабака. - А мне китайский нужен. Я же китайская хохлатая, а не турецкая. А что до цвета, так малиновый нынче в моде. Так Эвелина Хромченко по телевизору сказала.
Это женщина одна из маминой любимой передачи про моду. Мама к ее авторитетному мнению всегда прислушивается.
- Тебе, Катя, телевизор вредно в больших количествах смотреть, - папа говорит. - От него электромагнитные излучения исходят. Они на Аделаиду неадекватно могут подействовать.
- Это как это? - прищуривается мама.
- Ну, не знаю. - медлит папа. - На характере ее отразится или на внешнем облике. Вот, например, в Иллинойсе, штат Мичиган был известный науке случай. Вместо девочки, мама которой с утра до вечера телевизор смотрела, родился.
- Кто? - в ужасе восклицаем мы хором. - Неужто, ёжик?
- Ну, почему сразу ёжик? - обижается папа. - Наоборот - дельфин. Причем сразу в подгузнике и чепце. А у одной женщины из-под Самары - она с ума сходила по бразильским сериалам - негритенок родился, и после этого от нее ушел муж.
- Ерунда! - мама говорит. - Никуда ты от меня не уйдешь, я в тебе уверенная. Ты думаешь, я что? По собственной воле все эти детективные расследования и контрольные закупки целыми днями смотрю?
- А разве нет?
- Меня Аделаида просит. Ребенку, видите ли, скучно!
- То есть как это - просит? - удивляется папа. - Она что, с тобой разговаривает?
- А ты думал? И ты знаешь, я прихожу к выводу, что наша будущая дочь - типичный гений. Она иной раз такое мне рассказывает, ТАКОЕ! У нее не голова, а Википедия какая-то!
- А откуда она информацию черпает? - похоже, папа скептически отнесся к маминому заявлению.
- Я же говорю: из телевизора! У нее память феноменальная. Раз что услышит - навеки вечные запоминает.
- Вы бы ей, Екатерина Алексеевна, раз такое дело, вместо телевизора лучше из «Ста лет одиночества» читали или «Евгению Гранде». Это ж книги жизни, кладези мудрости!
- Бабака, милая, ну о чем ты говоришь! Да я ей «Курочку Рябу» до конца дочитать не могу! А от «Ладушек» она вообще пинаться начинает!
- Может, попробовать что-нибудь менее фольклорное? - Бабака настаивает. - Из «Груффало», например? Пускай ребенок космополитом растет.
- Да причем тут это? Аделаида - продукт технократичного века, ей телевидение нравится, в особенности канал «НТВ». Так что не приставайте ко мне со своими излучениями!
С женщиной спорить - самому себе могилу копать - мой папа говорит. Он на компромисс решил пойти - предложил маме на канал «Спорт» переключится. Пускай, мол, девочка в спортивной атмосфере с пеленок растет. В здоровой маме здоровой плод! Но мама его за это предложение таким испепеляющим взглядом наградила, что папа сразу язык прикусил.
А тут на днях ко мне Бабака подходит.
- Пошли по проспект Ленина прогуляемся, - предлагает.
- Это еще зачем? - удивляюсь я. Обычно ее на улицу калачом не выманишь.
- Пошли! - опять за свое Бабака. - Сказать чего хочу.
- Ну и говори себе в квартире. Зачем на проспект-то идти? - волнуюсь я. - Загазованность же там. Вот чудачка!
- У этих стен есть уши, - Бабака шепотом говорит, а сама взгляд как у разведчика делает - индифферентный такой индифферентный. С холодком.
- У этих стен, - говорю, - ушей нет. А вот обои на них довольно старые. Хорошо бы их поменять.
- Наивный ты, Котька. Я третьего дня сама видала, как сосед из двадцать восьмой квартиры через граненый стакан, сквозь стенку подслушивал, как твои папа и мама ссорятся. А потом через фонендоскоп, как мирятся.
- Это ложь, - говорю. - Наш сосед из двадцать восьмой квартиры - кристальной души человек. У него вся медаль в грудях! И вообще, как ты могла такое видеть, не понимаю?
- А я после того, как всякие кристальной души люди наши газеты из ящика воровать стали, видеонаблюдение за ними устроила.
Только Бабака сказала так, чу! - за стенкой (они у нас панельные) звук какой-то приглушенный раздался. Как будто кто-то с табурета на пол упал.
- Это сосед из двадцать восьмой квартиры с табурета на пол упал, - шепчет Бабака. - Он, когда нас подслушивает, всегда на табурет для удобства встает, - и громко добавляет: - Как, Григорий Христофорович, здоровьице? Слава Богу, ничего?
- Я на вас жаловаться буду! - Григорий Христофорович из-за стенки кричит. - В Краевой совет народных депутатов! И в ЖЭК!
- Ай-яй-яй! - Бабака головой качает. - Вот видишь, что делается.
- Ладно, - говорю, - пошли на проспект. Но вообще-то ты с этими своими шпионскими штучками завязывай. Сейчас не те времена.
Вышли мы на Ленинский и прогуливаемся, делаем променад. Свежим загазованным воздухом дышим, щебет грачей слушаем и шорох автомобильных шин.
- Так о чем ты со мной хотела поговорить? - интересуюсь я равнодушно.
В душе-то я весь - лед и пламень, прям сгораю от любопытства! Но вида не подаю, чтобы Бабака не задавалась.
- Константин, - говорит она серьезно, - ты в курсе, что некоторое время назад я в японской контрразведке работала.
- Угу.
- Так вот, - тут Бабака принимает заговорщический вид, - так сталось, что в бытность мою в контрразведке непосредственный мой начальник - гвардии генерал Советского Союза, Семен Семенович Горбунков, проникся ко мне всей душою. И когда меня на пенсию отправляли, он подарил мне.
Тут Бабака стала совсем загадочной. Шагает на поводке, сама лысая, с малиновым хохолком, и в то же время - не смешная, а загадочная. Даже пешеходы ей вслед оборачиваются, а автомобилисты машут рукой из окна.
- Что? - кричу я, не в силах уже с любопытством бороться. - Что подарил тебе Семен Семенович Горбунков?
- Он. Он подарил мне бэйбитокер!
- Как?
- Бэйбитокер, говорю! Младенцеговоритель, по-нашему.
- Младенцеговоритель? - я с тревогой смотрю на Бабаку.
- Ну да. Это секретная разработка американских спецслужб такая. Автоматический дешифровщик речи нерожденных младенцев.
- Выходит, мама правду говорит? Они что там, в животике, взаправду разговаривают?
- Ну, разумеется. Но дело не в этом. Дело в том, что с внутриутробными младенцами только мамочки разговаривать умеют. Да и то далеко не все. А с помощью бэйбитокера американцы в 1969 году сына северо-корейского атташе завербовали.
- Внутриутробного?
- Внутриутробного. Когда атташе спала, они с ее сыном через бэйбитокер связь налаживали. Посулили ему Диснейленд, вид на жительство - вот младенец им всю нужную информацию как на духу и сливал.
Не скрою, я поражен. Меня в 1969 году еще и в помине не было, да что там! Компьютеров тогда еще не было, не считая ЭВМ, Интернета не было, сотовой связи, чупа-чупсов и Симпсонов! А бэйбитокер, получается, уже был. Феноменально!
- Вот я и подумала, - Бабака говорит, - а что, если нам с Аделаидой связь установить? Но только, чтобы Екатерина Алексеевна ни о чем не догадывалась.
- Почему?
- Она возражать будет.
- Это некрасиво.
- Это смотря под каким углом посмотреть. Видишь ли, Костя, не нравятся мне эти посиделки у телевизора за полночь.
- Это да. Они мне тоже не нравятся. А как этот бэйбитокер работает? Он вообще-то безопасен?
- Обижаешь! А работает он элементарно. Впрочем, ты сам все увидишь. Только мне твое принципиальное согласие нужно. Как второго ближайшего родственника.
- А что, папа уже в курсе?
- Со вчерашнего дня. И, кстати, он целиком и полностью меня поддерживает.
- Но как же вопросы морали? - раздумываю я вслух. - Как же этическая сторона вопроса?
- Когда речь о здоровье младенца идет, не до этики, знаешь ли.
- Ну, хорошо, - вздыхаю я. - Я согласен.
- Отлично, тогда, не откладывая в долгий ящик, приступим сегодня вечером.
- Мам, ты спать идешь? Уже двенадцатый час, между прочим!
- Да-да, сейчас мы только «Школу» досмотрим.
- Катя, тебе необходим физический отдых!
- Мне душевный комфорт, прежде всего, необходим! Так что отстаньте от меня!
Мама засыпает в третьем часу ночи, в кресле, с пультом в руке.
Бабака осторожно вынимает его зубами. Из кармана пижамы (с тех пор, как Бабака полиняла, она носит фланелевую пижаму для тепла), из кармана пижамы она достает какой-то спичечный коробок, от которого тянутся два синих проводка с наушниками.
- Это и есть твой бэйбитокер? - обескуражен я.
Не удостоив меня ответом, Бабака деловито прикрепляет коробок к маминому животу, втыкает в уши наушники и делает сосредоточенную до предела морду. Я тоже изо всех сил прислушиваюсь, но вокруг лишь, как в песне Игоря Карнелюка, ночь и тишина.
- Ну что там? - спрашивает папа. - Контакт установлен?
Бабака молча кивает.
- Ну? Не томи! - кричит папа и сучит ногами.
Бабака с суровым выражением на лице не реагирует.
И вдруг она говорит:
- Детка, ты пойми, мы же.
Бабака резко замолкает, а через минуту почти кричит:
- Двести сорок восемь!.. Разумеется, он тоже!.. Хитрая обезьянка. А то? Я тебя умоляю!.. Это еще бабушка надвое сказала!
- Что происходит? - я недоуменно дергаю папу за рукав.
- Бабака, могу я поговорить с дочерью? - строго говорит он.
- Они со старшим братом разговаривать желают, - Бабака передает мне наушники и вытирает со лба испарину.
Мне вдруг становится жутко.
Что я имею ей сказать? Ей - этой неведомой, еще не родившейся сестре моей? Этой девочке, нареченной в честь прабабушки по материнской линии Аделаидой? Ведь что бы я сейчас ни сказал, ударить в грязь лицом перед потомком древнего рода Косточкиных просто немыслимо! В противном случае авторитет мой будет попран навеки, и я перестану себя уважать!
Плечами ощущая невероятный груз ответственности, дрожащими руками я втыкаю в уши наушники и слышу:
- .а я ей говорю: маман, пора и честь знать! Вы, натурально, за кого меня принимаете? Меня, тертую столичную штучку! Конституционные права ребенка еще никто не отменял.
Голос в наушниках писклявый и очень смахивает на тот, что у мамы, когда она нервничает.
- .вы, маман, вместо того, чтобы телевизоры глядеть, записались бы лучше в библиотеку имени Надежды Константиновны Крупской, что на проспекте Строителей. Одолели вы меня своими курочками и колобками! Вы, маман, мозг мне выносите, а мозг мой - непознанная Вселенная - телепузиков он принимать отказывается!
От неожиданности я вдруг громко чихаю.
- Ой, кто это? - пугается Аделаида. - Бабака, ты еще там?
- Это не Бабака, - говорю я каким-то чужим голосом, - это я, Костя.
- Костян! - орет Аделаида в наушники. - Здорово, брателло! Как жизнь, старик? Небо коптим потихонечку?
- Ну, почему же небо? - обижаюсь я. - Я в школу хожу, в пятый класс «Б».
- Гига-ант! - с чувством тянет Аделаида. - А чем-нибудь еще интересуешься? Шахматами? Физикой твердых тел? Космологией и космогонией, нет? Может, гладью вышиваешь?
- Я девочкой одной интересуюсь. - говорю я и краснею.
- Это Нинелькой что ли Колготковой?
- Угу.
- Ну нет! Она нам не подходит! - деспотично отрезает Аделаида.
- Почему это? - удивляюсь я.
- По кочану и по кочерыжке! Худосочная она слишком! А нам здоровая продолжательница рода в семью нужна! Ты знаешь, ты это - к Наташке Каланче присмотрись. А вообще, рано тебе еще девочками увлекаться. Ты суахили лучше учи - это как-то облагораживает.
- Суахили? А что это?
- Язык такой древний. Его на канале «Дискавери» по средам и субботам в 14:30 преподают. Или знаешь, лучше что? Иди-ка ты в кадеты! Тебе ужасно погончики пойдут! - хихикает Аделаида.
Она что? Издевается надо мной там, в самом деле?
- Ты, я слышала, братика ждешь? - вдруг спрашивает она.
- Что ты! - опять пламенею я, как закат.
- Ждешь, ждешь. Мне мама на тебя жаловалась. Так вот что я тебе скажу, молодой человек. Ты слушаешь там?
- Угу.
- Сестра-то, она - намного лучше. С сестрой-то ты как за каменной стеной будешь. Рубашки-галстуки там погладить, носовые платки постирать, задачку решить или с Колготковой за жизнь перетереть - ты не стесняйся, обращайся ко мне. Ты же мальчик инфантильный у нас, гляд за тобою да гляд. Так что ты слишком-то не горюй! Со мною не пропадешь! Усек?
- Усек. Ада, я еще спросить хотел. Личное, щекотливое.
- Валяй.
- Как там тебе у мамы внутри? Не тесно? Я-то забыл уже.
- Не, в самый раз. Но, по правде говоря, на волю уже хочется. Истомилась я тут. Так что, голубчики, неделек через пять-шесть ждите! Добро?
- Добро. Я папу даю?
- Давай.
О чем беседовал с Аделаидой папа, я не знаю. Мы с Бабакой из комнаты вышли - наедине их оставили: Аду, папу и маму спящую.
Но после этого разговора мама к телевизору как-то разом остыла. А к холодильнику наоборот - воспылала.
На следующее утро мама пошла и в библиотеку имени Надежды Константиновны Крупской записалась. Они теперь с Адой «Ветер в ивах», «Мэри Поппинс» и «Муми-троллей» вслух читают. Даже я иногда слушаю.
А Бабака обрастать потихоньку начала - клочками - и на политическую карту мира похожа стала. Хохолок она портнихе отнесла вместе с маминым свитером, и та его назад приделала. Свитер теперь как новенький.
Подписаться на:
Комментарии к сообщению (Atom)
Комментариев нет:
Отправить комментарий